Северная деревня, хуторок на пять дворов, глухомань. Две бабки, девяноста лет, тёмные в тон избам, – чёрные иконы под стать. Дальняя родня.

Приехал навестить, студентом; тётка послала. У ног крутится девятилетний внучок.

Привёз гостинчики: конфетки, шоколадки, арахис, вафельные трубочки со сгущёнкой.

Бабки жуют, шамкают:

– С-ф-фкусно… а как сгущёнку варить?

Сажусь на сундучок, объясняю:

– Берёте кастрюлю, наливаете воды, варите… – И тут меня что-то тащит: – Часика через два бросаете лук – желательно колечками, можно базилик, корицу, знающие кладут лавровый лист…

Внучок недоверчиво поднимает глаза:

– А как лук через банку пролезет? там же железо…

– Ну, не железо, а пищевая жесть. Более пористая. Яичная скорлупа тоже с виду непроницаема, а пасхальная краска на яйцах остается. Это диффузия, описано во всех учебниках.

– А школько варить? – смачно шамкает бабка.

– Чем больше, тем лучше. Как армянский хаш. Чем дольше, тем коричневей. Можно четыре, можно восемь…

Уехал я, узнал: варили они сгущёнку. Варили, варили, варили, варили, – и она у них рванула. Лук на потолке, корица с базиликом по стенам, а лавровый лист к Николаю Угоднику прилип.

С тех пор меня в ту деревню не пускают.

Запись от Дмитрия Хоботова.