– Тебе надо телевизор? – сказала Шпаер. – Вот, у Узикова купи. Узиков продаёт.
Телевизоров в общаге не было. Ну, может один-два. Их прятали – по секциям волком рыскал хозяйственник Гиацинтов, штрафовал за каждый электроприбор. За транзистор, магнитолу, за электрочайник, – за всё.
Мы поехали к Узикову. Купили за пятьдесят рублей. Сумма небольшая, но не маленькая, в те времена равнялась стипендии.
Привезли, поставили, нарадоваться не могли. Телевизор «Старт», довоенный, с выпуклой линзой и передничковым стеклом. Видимо, Узиков получил его за войну на Халхин-Голе, или в битве под Цусимой.
Тем не менее, телик показывал, – правда, блекло, но если зашторить окна и выключить свет – неплохо.
Была у него одна особенность: всё, что показывалось, корчилось как гельминты.
Особенно на футболе заметно: вились стопперы, будто кто-то заэкранный колотил их с размаху шваброй по поясницам; гнулись хавбеки, даже вратарь, казалось, исходил падучей. Белый рефери вообще струился дымком над крышей, и все порой забывали о мяче. Мой сосед Старцев плакал, глядя на них.
– Это трансформатор глючит, – определил Мотор. – Налейте в трансформатор масла, там бумага высохла, меж витков. Напряжение шьёт, вот и корчатся.
Мы решили избавить футбол от агонии, прекратить этот Чио-чио-сан. Купили в хозмаге масла, открыли крышку, полчаса капали кисточкой на трансформатор. Заодно вытащили шесть килограмм пыли с ламп.
Поставили крышку, включили. В самом деле, исправилось: выпрямился Генеральный секретарь, рожи дикторов перестали деформироваться, а глаза актёров уже не напоминали нанайских мальчиков, будто их накануне долбанули киянкой по башке.
Чтоб усилить ренессанс, решили провести и антенну. Нашли кабель, серебристый, тонкий, чтоб Гиацинтов не заметил, и – вот зараза! – перебили провод. Электрический, в секцию ведёт, два дня сидели без света. Пришёл электрик, наладил, следом появился Гиацинтов, оштрафовал. Штраф заплатили скопом, но не расстраивались: зато теперь могли смотреть телевизор. А Гиацинтову соврали, якобы картину вешали или эстамп. Лишь бы не электрическое.
Теперь смотрели взахлёб, по пятнадцать человек набивалось, синхронно кушали суп из ведёрной кастрюли. Кастрюля стояла с тылу, и, когда острый момент, Сафон – он не фанат, – тайком отхлёбывал несколько поварёшек. К концу игры толстел, приходилось его выпихивать из комнаты вручную, так не пролазил.
Телевизор прижился и стал настоящим другом, несмотря что с Халхин-Гола. А масло я до сих пор с собой ношу. Как память.
Запись от Дмитрия Хоботова.